Анималистические сюжеты в романе Л.Н. Толстого "Война и мир"

Разделы: Литература


Человек, которому посчастливилось много раз перечитывать “Войну и мир”, может находить в этой книге новые грани, новые смыслы, новое звучание известных эпизодов. Учащиеся средней школы чаще всего читают книгу один раз, самые дотошные – летом, до изучения его в классе, а затем лишь “просматривают”, “читают по диагонали”(при условии, что перед нами – добросовестные, интересующиеся вопросами жизни ученики, созревшие до “Войны и мира”).

Как же сделать так, чтобы эпизоды этого грандиозного произведения не слились в сплошной поток “картин войны”или “мирных сцен”?

Вероятно, учителю следует отыскивать такие моменты, которые нельзя оставить без внимания, которые при ближайшем рассмотрении превратят изучение эпопеи в увлекательное исследование, позволяющее проникнуть в замыслы художника и в тайны писателя-философа.

Обратимся к характеристике героев через образы животных. Мне кажется, такое обращение помогает ребятам воспринимать характеры живо, эмоционально, помогает запоминать такие эпизоды и такие детали, на которые при обычном анализе текста мало кто обращает внимание.

СЮЖЕТ 1.

Том I, часть1, глава IX.

Портрет Сони – “Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, оттенённым длинными ресницами взглядом, густою черною косою, два раза обвивавшею её голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнажённых худощавых, но мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но ещё не сформировавшегося котёнка, который будет прелестною кошечкой. …И видно было, что кошечка присела только для того, чтобы ещё энергичнее прыгнуть и заиграть с своим cousin…”

Уже первое знакомство наводит на ряд размышлений. Конечно, мы в обыденной жизни говорим, что ребенок ласков, как котёнок, мягок, как котёнок. Но в то же время каждый рано или поздно понимает, что котёнок вырастает и не всегда оправдывает наши надежды на ласковость, доброту и преданность; нельзя сбрасывать со счетов и то, что любая “кошечка”- хищник. По всей видимости, именно это и подразумевал Л.Н.Толстой, рисуя довольно странный портрет красавицы, обладающей таинственным мягким взглядом и мускулистыми руками, плавностью движений и хитрою и сдержанною манерой. А желтоватый оттенок кожи на лице и руках – это не признак ли желчности? Не попытка ли писателя подчеркнуть скрытые до поры до времени характеристики героини?

 Том I, часть1, глава XVII.

Второй эпизод, привлекающий наше внимание в изучении характера Сони – это эпизод плача на сундуке, который был “место печалей женского молодого поколения дома Ростовых”. Этот удивительный эпизод длится довольно долго, но читателю трудно понять истинные причины слёз Сони. Попробуем за многочисленными фигурами умолчания и междометиями отыскать эти причины.

“Николенька едет через неделю…его… бумага… вышла...., он сам мне сказал…Да я бы все не плакала…”( Отметим для себя, что слёзы Сони вызваны не отъездом Николая на службу.)

Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, - говорила она, собравшись немного с силами, - он милый, … для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно…, сам митрополит…, и то нельзя.

Первая причина названа (она отнюдь не характеризует Соню как человека, искренне желающего счастья Наташе и Борису, скорее, она показывает всю меру несчастья той, для которой есть препятствия на пути достижения её цели).

“И потом, ежели маменьке… она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей-богу… я так люблю и её и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала?”- вторая причина сформулирована тоже четко: надо казаться при любых обстоятельствах хорошей. Нельзя допустить у окружающих и мысли о том, что Соня может быть в чем-то не хороша. Это не психология человека, это психология удобно устраивающегося в жизни существа.

“Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…”Как расценивать это признание: как отсутствие любви к Николаю? (Если жертвовать нечем?) Но тогда слёзы вызваны голым расчётом на удачное замужество.(?!)

Если всё-таки допустить, что Соня любит Николая, тогда её слова – игра, тонко выстроенная и достигающая поставленной цели.

И в том, и в другом случае её самораскрытие обнажает тот глубоко спрятанный эгоистический расчет, который был чужд Толстому в людях, который противопоставлялся “положительному эгоизму”, направленному на желание счастья и добра окружающим.

Финал сцены замечателен: “…Ты, Соня не плачь, голубчик милый, дущенька, Соня…Вера злая, бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет, и он не думал об Жюли.

…Соня приподнялась, и котёночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично”.

Эта сцена добавляет долю неприязни к замечательной, на первый взгляд, Соне. Как может она играть чувствами искренне сопереживающей Наташи, любящей её, жалеющей, утешающей? Как умеет она хитрить, притворяться, добиваться своего, не обращая внимания на чувства других людей?!

 Том IV. часть1. глава VIII.

Сущность Сони как нельзя лучше проявляется в истории встречи с раненым князем Андреем.

“Несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упрёков и требований, со слезами обратилась к ней, с мольбой о том, чтоб она пожертвовала собой…, чтобы разорвала свои связи с Николаем.

Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, что от неё требовали…

Жертвовать собой было привычкой Сони. Её положение в доме было таково, что только на пути жертвования она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собою. Но прежде во всех действиях самопожертвования она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойной Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва её должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для неё составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни.

…Соня, невольно выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих, неопределённых словах ответив графине, …решилась ждать свидания с Николаем, с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним”.

Поведение Сони подтверждает наши предположения о том, что в её действиях мало человеческих чувств, мало человеческих мотивов, скорее, это мотивы и инстинкты прирученного котёнка, выросшего и теперь умеющего проявить свой нрав. Она молчит, но делает именно так, как считает нужным, не обращая внимания на просьбы и мольбы тех людей, которые её вырастили и воспитали. Она не способна на человеческие проявления, она не способна даже любить по-человечески, ибо любить – это прежде всего желать счастья любимому.

Дальнейшее подтверждает и ещё одно раннее предположение: рано или поздно в котеночке проснётся хищник, расчётливый, холодный, рационально просчитывающий каждый свой шаг на пути к захвату жертвы: “…Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращения того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью совершения великодушного поступка, она несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали её бархатные чёрные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая”.

Сущность характера Сони выявлена с предельной точностью и с предельной неприязнью со стороны писателя. В противовес искренней, любящей, сопереживающей, сочувствующей Наташе дана Соня, расчётливая, рациональная, озабоченная лишь удовлетворением собственных потребностей и не задумывающаяся ни о ком.

Эпилог. Часть 1, главаV.

“Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за всё, что она делала для его матери, восхищался её терпением и преданностью, но старался отдаляться от неё.

В ней было всё, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить её”.

Эпилог. Часть 1, глава VIII.

“Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме”. Графиня Марья “Соню желала любить, но не только не любила, а часто находила против неё в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их”.

Задумаемся, отчего так одинаково относятся к Соне Николай и княжна Марья?

Поскольку и Николай, и графиня Марья чувствуют себя виноватыми перед Соней, они не могут сформулировать причин своей нелюбви к этому человеку, зато Наташа вполне может говорить об этом. В разговоре с графиней Марьей именно она заявляет:

“Знаешь что, вот ты много читала евангелие; там есть одно место прямо о Соне. “Имущему даётся, а у неимущего отнимется”, помнишь? Она – неимущий! …Она пустоцвет…”

“И, несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова евангелия надо понимать иначе, - глядя на Соню, она соглашалась с объяснениями, данными Наташей”.

То, что Наташа называет “пустоцветом”, “неимущим”, вероятнее всего, можно назвать отсутствием духовности, отсутствием души. Графиня Марья соглашается с доводами Наташи, наверное, потому, что тоже чувствует в Соне “нищету духа”. Да и как не чувствовать этого в человеке, который “не тяготится своим положением”.

Завершая рассказ о Соне, Л.Н.Толстой даёт убийственную для человека характеристику: “Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всею семьёй. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому…”

Задумаемся, почему писатель именно так характеризует Соню. Ответ можно найти в его книге “Путь жизни”:

1.”Главное дело жизни всякого человека – это то, чтобы становиться добрее и лучше. А как же можно становиться лучше, когда считаешь себя хорошим?”

2. “Пока мы не познали, что в нас, какая польза нам знать, что вне нас? Да и можно ли не познав себя, познать мир? Может ли тот, кто слеп дома, быть зрячим в гостях?” (Сковорода)

3 “Никто никогда не уставал делать себе добро. Но ведь самое большое добро – делать то, чего душа хочет, а душа всегда хочет одного: любви от себя и к себе. Положи жизнь свою в этом увеличении любви, и ты увидишь, что благо твоё всегда в твоей власти”.

4. “Самоотречение не есть отречение от себя, а только перенесение своего я из животного существа в духовное. Отрекаться от себя не значит отрекаться от жизни. Напротив, отрекаться от жизни плотской значит усиливать свою истинную духовную жизнь”.

Этим “правилам”следуют любимые герои Л.Н.Толстого, но именно ими пренебрегает Соня. Её “мудрость”отличается от человеческой мудрости тем, что блага, к которым она “приживается”- телесные, а не духовные. Интересно и имя героини: не Софья (мудрость), а лишь Соня (спящая). Это значение имени подтверждает и Наташа, когда говорит : “Иногда мне жалко её, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы”.

Итак, первый анималистический сюжет завершён. Итог его очевиден: человек, не заботящийся о духовном совершенстве, пренебрегающий собственным духовным миром, заботящийся лишь о благополучии телесном утрачивает человеческие черты, не замечая этого, ведёт животную жизнь, не ощущая трагичности происходящего.

СЮЖЕТ 2

Том I.Часть 3, глава XII.

Известный эпизод – военный совет перед Аустерлицким сражением.

Обратим внимание на главного “героя”этого эпизода – Вейротера.

Вейротер был полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживлённостью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета”

Антитеза очерчена предельно ясно.

Очевидно и ироничное отношение писателя к “распорядителю”предстоящего сражения.

Обратимся к лексическому значению слова “распорядитель”- лицо, распоряжающееся чем-либо. Например, распорядитель кредитов, распорядитель на демонстрации, распорядитель церемониалов. (Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка). Понятно, что нельзя называть человека, претендующего на высокое звание полководца, “распорядителем”.

Ещё большее изумление вызывает его поведение. Сравним раннюю редакцию романа и окончательный вариант:

Ранняя редакция Окончательный вариант
В десятом часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где был назначен не столько военный совет, сколько окончательная отдача приказаний для завтрашнего дня.

…Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, - сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна и Аустерлица.

В десятом часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет.

…Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживлённостью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно играющим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряжённая лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вёз, его ли гнало, он не знал; но он нёсся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведёт это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.

Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на делаемые ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.

 Подумаем, что даёт читателю расширение картины в окончательном варианте текста.

Прежде всего, обращает на себя внимание сравнение “распорядителя”с лошадью, безумно несущейся под гору с тяжеленным возом. Итог такого движения каждый читатель ощущает на уровне эмоций: “её же раздавит воз!”Нужный эффект достигнут. Исход сражения при таком “управлении”предрешён.

Следующий момент наблюдений - человек, взявшийся руководить движением, не имеет на это руководство ни сил, ни времени. Его “несёт”помимо его воли, помимо его желания. Такое движение вряд ли можно назвать упорядоченным и разумным, достойным человека.

Наконец, “распорядитель”и выглядит очень странно: говорит быстро, бессвязно, не реагируя на вопросы, не замечая вокруг себя людей.

Завершающие детали портрета (“жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый”) приводят к страшной догадке: человек безумен, он уже не напоминает человека, а выглядит, как загнанная лошадь.

Стоит ли удивляться тому, что Кутузов засыпает во время чтения диспозиции, генералы ведут себя весьма странно: “…Буксгевден…, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает”; “Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукою ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием”;Милорадович “упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или не согласен, доволен или не доволен диспозицией”. (Нелишне заметить, что ирония автора достигает своего апогея в изображении поведения генералов. Действительно, почему так странно реагируют все они на слова Вейротера? Не оттого ли, что читаемая диспозиция так же безумна, как и поведение “распорядителя”? Да и чего можно ожидать от человека, похожего на несущуюся к своей смерти лошадь?!)

Восточная мудрость гласит: “Человек отличается от животных только тем, что у него есть способность мысли. Одни люди увеличивают в себе эту способность, другие не заботятся об этом. Такие люди точно как будто хотят отказаться от того, что отличает их от скота”. Эти слова, цитируемые Л.Н.Толстым в главе “Только способностью мыслить человек отличается от животного”, дополняют мысль писателя: “Если бы человек не мог мыслить, он бы не понимал, зачем он живёт. А если бы он не понимал, зачем он живёт, он не мог бы понять, что хорошо и что дурно. И потому нет ничего дороже для человека, чем хорошо мыслить”. Не в этих ли слова ключ к разгадке сюжета с Вейротером?

Человек, не способный мыслить, не желающий совершать усилия для объяснения себе и окружающим смысла собственных поступков, не только совершает безумные дела, но и ввергает в пучину безумия вполне разумных людей.

Вспомним, как ведёт себя перед Аустерлицким сражением князь Андрей, как двоится его сознание и как побеждает не голос разума, а совсем другой голос: “И как ни дороги, ни милы мне … отец, сестра, жена… как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей.”; как ведут себя во время сражения русские воины, бегущие с поля боя; какая неразбериха в распоряжениях и приказах.

Завершая анализ второго анималистического сюжета, мы приходим к выводу: всё безумие порождено тем, что первоначальное “руководство”сражением взял на себя человек, утративший главную человеческую способность – способность мыслить.

СЮЖЕТ 3.

Том III. Часть 2, глава ХХХVIII.

Один из ключевых эпизодов романа-эпопеи – Наполеон на поле Бородина. Рассматривая поле сражения, “покрытое трупами и ранеными”, Наполеон, вероятно, впервые в жизни ощутил тяжесть жизни, почувствовал груз той ответственности, которую взвалил на себя, задумался о том “деле”, которому посвятил жизнь. “Он с болезненною тоской ожидал конца того дела, которому он считал себя причастным, но которого не мог остановить…. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго.”

Казалось бы, при виде тех ужасов, которые повергли в шоковое состояние “великого человека”в его душе должны были пробудиться те человеческие чувства, которые не позволяют человеку утрачивать человеческий облик: сострадание, боль, стыд за погубленные жизни, желание исправить ошибки, совершённые по разным причинам и т.д. Однако император остаётся верен себе, верен тем принципам, которые были на протяжении всей жизни незыблемыми для него. Л.Н.Толстой, повествуя о дальнейших действиях Наполеона, говорит: “И без его приказаний делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенёсся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что-то делает для себя), он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая была ему предназначена”.

Задумаемся и над этим образом. Вновь, как и в истории с Вейротером, перед нами не человек, существо мыслящее и отвечающее за свои действия. Вновь перед читателем – образ лошади, изработавшейся, выполняющей навязанную ей бесполезную, нудную работу. Перед нами существо, живущее в мире призраков, т.е. не воспринимающее мир адекватно. Не только сравнение с лошадью, но и упоминание о безумии объединяет предыдущий и рассматриваемый сюжеты. Объединяющим является и слово “распорядитель”.Для чего понадобилось писателю это сопоставление? Возможно, для того, чтобы подчеркнуть мысль о том, что Наполеон не исключительное явление, не гениальная личность, не выдающийся полководец, а лишь игрушка в руках истории и собственных заблуждений; возможно, для того, чтобы обратить ещё раз внимание читателя на то, что утрата личностью способности чувствовать и способности мыслить повергает в животное состояние даже так называемых вершителей судеб мира.

Подтверждением наших догадок могут служить слова писателя, завершающие этот эпизод, слова страшные для человека, претендовавшего на роль властителя мира, полагавшего, что его воля, его слово определяют ход истории. Л.Н.Толстой, формируя наши представления об отсутствии всего человеческого в Наполеоне, пишет: “И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека…, но и никогда, до конца жизни своей, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того, чтобы он мог понимать их значение.”

Итак, анималистические сюжеты дополняют и углубляют читательские представления о героях, объединяют такие образы и характеры, похожесть которых при обычном чтении заметить очень сложно. По всей видимости, автор намеренно придаёт наиболее отвратительным ( по его мнению) героям черты животных, подсказывая читателю: человек не может, не должен скатываться к животной жизни, к животным инстинктам, к мироощущению животного ( пусть даже благородного – лошади, пусть даже милого и домашнего – кошечка); человек может ошибаться, может совершать неверные шаги, но он обязан оставаться существом мыслящим и чувствующим глубоко, искренне, так, как и подобает человеку.