Проблемы и итоги изучения творчества А.И. Куприна

Разделы: Литература


Александра Ивановича Куприна с уверенностью можно назвать одним из лучших русских писателей начала 20 века!? Если говорить о месте в русской литературе А. С. Пушкина, Л Н. Толстого, А. М Горького, то здесь всё ясно, это уже не обсуждается. А вот говоря о Куприне, его современники, критики и литературоведы постоянно уточняют его место в отечественной литературе. Так А. В. Воронцов в своей статье «130 лет со дня рождения» пишет: «…Вряд ли кто-нибудь с уверенностью назовет Куприна фигурой, равной как его великим современникам - Чехову и Бунину, так и рангом помельче - Горькому и А. Толстому. А почему, собственно? Разве произведения его устарели, забылись…? Ничуть не бывало. Дети читают "Белого Пуделя", "Барбоса и Жульку", взрослые - "Олесю", "Поединок", "Яму", "Гранатовый браслет". …Так в чем же дело? Где "не дотянул" Куприн, чтобы войти в сонм "великих" или быть первым среди "выдающихся"?». А действительно, почему? По словам всё того же Воронцова, он, «талантливый писатель, так и не изжил в себе журналиста».

А Ю. Дружинин в статье «Куприн в дёгте и патоке» с сожалением говорит о незамеченных юбилеях такого великого писателя, как А. Куприн. Почему так получилось? А потому что дата «знаменовала то, что не хотелось вспоминать, вот и сделали вид, будто не вспомнили». В советском литературоведении времён «перестройки» много чего пересматривали.. Из черного списка в белый стали переходить отдельные запрещённые ранее на родине писатели. Куприн давно был разрешен, только правда о нем оставалась половинчатой, сокрытой. Видимо, поэтому его творчество ещё недостаточно изучено, как творчество тех, к кому судьба была более благосклонна. Советская критика не обходила вниманием его жизнь и творчество, но на разных этапах жизни рассматривалось оно по-разному. Постоянно выяснялось: «наш« или «не наш»?

Также с сожалением говорит о забытом Куприне и С. Чупринин во вступительной статье «Перечитывая Куприна» к одному из изданий произведений автора: «О Куприне сейчас вспоминают нечасто. Его переиздают, пишут диссертации, но не спорят».

Обидно было, открыв книгу «100 лучших писателей 20 века», не найти там Куприна, хотя мало кто из его современников писал так, как он. У него был дар вживаться в каждый созданный образ. Недаром он когда-то сказал слова, которые после повторит один из героев «Ямы»: «Ей-богу, я хотел бы на несколько дней сделаться лошадью, растением или рыбой или побыть женщиной и испытать роды; я бы хотел пожить внутренней жизнью и посмотреть на мир глазами каждого человека, которого встречаю». Кроме того, Куприн первым затронул проблемы армии, («Поединок»), открыл мир продажной любви («Яма»).

Рассматривая темы и проблемы, уже изученные в творчестве А. И. Куприна, постараемся расположить их в градационной последовательности: от наиболее исследованных к малоисследованным.

Одна из самых исследованных тем в творчестве Александра Ивановича Куприна – это тема любви. Любовь всегда была главной темой его больших произведений и миниатюр, так считали все исследователи его творчества. И, пожалуй, самой поэтичной вещью Куприна, по мнению большинства критиков, стал “Гранатовый браслет” — прекрасный рассказ о неразделенной великой любви, любви, “которая повторяется только один раз в тысячу лет”.

Но вот В. Н.Афанасьев в своей статье «А. И. Куприн» пишет, что «сделав своего «маленького человека» способным лишь на самоотверженную… любовь и отказав ему при этом во всяких других интересах, Куприн невольно обеднил, ограничил образ героя. Отгородившийся любовью от жизни со всеми ее волнениями и тревогами… Желтков тем самым обедняет и саму любовь…это тихое, покорное обожание… без борьбы за любимого человека… иссушает душу, делает ее робкой и бессильной». А вот А. А. Волков в работе «Творчество А. И. Куприна» говорит именно о неразделённой любви в произведениях писателя, которая «открывает возможность передать высокий накал человеческих переживаний, показать, как губительны для человека моральные устои буржуазного общества». В «Поединке» Назанский, рассуждая о любви, говорит именно о неразделённой любви: «И любовь имеет свои вершины, доступные лишь единицам из миллионов… Понимаете ли вы, сколько разнообразного счастья и очаровательных мучений заключается в неразделенной, безнадежной любви». Волков, рассуждая о счастье безответной любви, приходит к выводу, что «чувство неразделённой любви никогда не притупляется, потому что любовь эта безнадёжна, она не утоляется ответным чувством». Именно неразделённую любовь герои Куприна считают настоящей.

В «Гранатовом браслете» генерал Аносов утверждает, что настоящая любовь – это всегда величайшая трагедия. По мнению Волкова, истинная «любовь может возникнуть там, где человек близок к природе, где не так ощущаются социальные контрасты и губительное влияние Молоха» («Олеся»). Лесная сказка заканчивается трагически. Волков считает, виновата среда, в которой воспитывались герои: девушка, «воспитанная среди природы и свободная от всяких условностей мещанского общежития и мужчина, «слабый» перед этими условностями не смогли быть вместе. А вот по поводу «Суламифи» можно встретить совершенно противоположные точки зрения. Это произведение Куприна, одно из немногих, о взаимном чувстве, погубленном ревностью. По словам Сергея Чупринина, Горький «причислил «Суламифь» к аморальной литературе», а у Волкова читаем: «И. Корецкая в комментариях к «Суламифи» выносит следующий приговор: «Перенасыщенность экзотикой, стилизаторство, пряная эротика сближали повесть с модернистским искусством». П. Н. Берков, не столь безоговорочно, но тоже осуждает автора за «Суламифь». Но и Волков, и Чупринин называют повесть талантливой, так как автор опоэтизировал в ней нежную страсть возлюбленных. В этом произведении появляется новая мысль о любви, которая «сильна, как смерть».

Также хорошо исследованная тема в творчестве Куприна – это проблемы армии. Многие критики и литературоведы называли Куприна Колумбом «армейского материка». Кому, как не ему, доподлинно известны законы, царящие в армии, всю военную муштру он испытал на себе. Когда вышел «Поединок», он был сразу же восторженно встречен передовой критикой. Первым отозвался М. Чуносов статьёй «Чудовище милитаризма», он увидел в «Поединке «армейскую жизнь во всей её ужасной и трагической неприглядности». Об обвинительном акте солдатчине писал и В. Львов в статье «Жрецы и жертвы». Афанасьев считал, что, изображая царскую армию, Куприн «сумел затронуть … ряд вопросов, глубоко волновавших всё русское общество и особенно остро стоявших накануне и в период первой русской революции». Но самое главное заключалось в концепции, позволившей, по словам Плоткина, « в частных явлениях открыть … пороки военного быта…как выражение общего неизлечимого недуга монархического строя». А. Волков считал, что в «Поединке» автор стремился показать, «до какого ужасающего состояния доводили бессмысленная муштровка, палочная дисциплина и без того забитую, невежественную солдатскую массу» Но вот революционных веяний в армии, описываемой Куприным, Волков не увидел. А Паустовский в книге «Поток жизни» назвал «Поединок» «тяжелейшей пощёчиной политическому строю царской России», «документом о тупой и сгнившей до сердцевины офицерской касте, об армии, державшейся только на страхе и унижении солдат, об армии, как бы нарочно созданной для неизбежного и постыдного разгрома в первых же боях». Реакционная же критика обрушилась на Куприна с обвинением в клевете на армию (А. Басаргин «Литературная вылазка против военных»). И Львов, и Волков, и Афанасьев, и многие другие критики и литературоведы говорили о таланте Куприна – сатирика, сумевшего обличить армейскую жизнь царских времён. К до боли ему знакомым проблемам армии Куприн вернётся ещё не раз в своих рассказах. Действительно, взаимоотношения офицеров и солдат, бюрократическая машина государства, требующая обязательной службы даже тех, кто не способен физически или психологически, развращающая молодых офицеров служба в провинции – все эти проблемы Куприн в литературе открыл первым.

Также критики, изучавшие творчество Куприна, говорили о традициях таких великих классиков нашей литературы, как Л. Н. Толстой и А. П. Чехов, в его произведениях. Ранние произведения Куприна содержали целые отрывки из произведений русских и зарубежных писателей, многие упрекали его даже в плагиате: абзац из «Санина» Арцыбашева, монолог Вершинина из «Трёх сестёр» Чехова, но больше всего разногласий по этому поводу было у Куприна с И. Буниным. С. Чупринин писал: «Читая Куприна, ловишь себя на мысли, что вот промелькнул Мопассан, а вот Д. Лондон, тут Чехов, а тут Горький и т.д. Куприн пропускал через себя все идеи и образы. Жадно впитывал их, и… они иногда воплощались в его произведениях». Это было просто подражанием. Но каким бы ни было подражательным его творчество, особенно раннее, в нём можно увидеть глубокие и разнообразные связи с традициями классической литературы. Говоря об «Олесе», исследователи вспоминают толстовских «Казаков», в которых их автор ставил перед собой задачу показать образцового человека-дикаря, неиспорченного цивилизацией, в соприкосновении с «культурным» обществом. По мнению Афанасьева, Кулешова, Крутиковой, Беркова и других, Куприн продолжал Чеховские традиции, связанные с лирико-публицистической линией. Страстные монологи и диалоги, которые мы читали в «Палате № 6», невольно всплывают в памяти, когда слышим беседы Боброва и Гольдберга из «Молоха», Ромашова и Назанского в «Поединке». Но всё те же критики и литературоведы говорили, что Куприн «далеко не всегда был поборником чрезвычайной краткости, лаконичности», как Чехов, и, преклоняясь перед Толстым-художником, у которого перенял «диалектику души», он был совершенно равнодушным к Толстому-философу и Толстому-проповеднику. В. В. Воровский писал о Куприне, что у его героев, как и у героев Чехова, наблюдается «жажда освобождения… от цепей рабства и пошлости». А. Волков считал, что «социальные мотивы поведения у героев Куприна значительно более обнажены, чем у героев Чехова». В «Русском биографическом словаре» сказано ещё об одном различии: « Купринские герои в отличие от чеховских пессимистов, органически любят жизнь, цепляются за неё». Это всё говорит о том, что, несмотря на подражание и следование традициям Толстого и Чехова, Куприн ищет свой стиль, свою манеру письма.

Продолжая традиции Пушкина и Достоевского, Куприн раскрывает тему «маленького человека», которому сочувствует, раскрывает его душевные качества в противовес писателям-декадентам, хотя и видит свойственные ему слабости, которые порой изображает с дружеской иронией. Накануне революции и в её годы тема «маленького человека была главной, по мнению Афанасьева, в творчестве Куприна. И Афанасьев как бы упрекает Куприна в том, что он «не видит истинных борцов,… не помышляет вступить в единоборство со злом». Но внимание к «маленькому человеку», защита способности его чувствовать, любить, страдать вполне в духе Достоевского и Гоголя. Вспомним хотя бы Желткова из «Гранатового браслета».

О Куприне, как о приверженце реализма (критического и традиционного) писали все передовые критики и литературоведы. Афанасьев считал: «Успех Куприна был успехом не только его самого, но и всего того литературного направления, к которому он примкнул. Именно в начале нового века становятся особенно ощутимыми достижения писателей критического реализма». Об этом писали и видные критики революционного времени А. Богданович и Ю. Веселовский. Хотя те же критики наблюдали в творчестве Куприна и веянья декаданса. Далеко ушли от реализма и лирико-философские миниатюры, написанные в 1904 году («Бриллианты», «Белые ночи»). Афанасьев называет причину, по которой Куприн отходит временами от реализма – эта причина кроется в неустойчивости его философских взглядов. Кстати, многие критики замечали в реалистических произведениях Куприна и романтическую приподнятость, и чрезмерное внимание к быту (даже называли «бытовиком») одновременно. По словам Волкова, о чём бы ни писал писатель, какой бы моде не отдавал дань, «он как был, так и остался реалистом». Хотя П. Берков, как говорит Волков, «путаясь в противоречиях», заключает, что «непостижимое и случайное», ощутимые в некоторых произведениях Куприна, определяют всё его творчество. Волков в корне не согласен с мнением Беркова, он говорит, что «Куприн не был бы реалистом, если бы «случайность» являлась основой его произведений. Также с восторгом говорит о Куприне, как о «талантливом реалисте-демократе, развивавшем традиции писателей «старого реализма», Ф. Кулешов в книге «Творческий путь А. И. Куприна».

А вот ещё одна проблема, достаточно изученная исследователями творчества А. И. Куприна, - особенности развития капитализма в России. По словам Крутиковой, именно в повести "Молох" затронуты многие актуальные проблемы конца века. В ней идет речь о развитии капитализма в России, трагедии личности, взаимоотношении буржуазии и интеллигенции, положении рабочего класса, перспективах капиталистической цивилизации и технического прогресса, моральном облике мещанства и буржуазии». Но вместе с тем Крутикова, говоря о творческом росте Куприна, смело взявшегося за постановку жгучих вопросов эпохи, говорит и о внутренней неподготовленности автора к раскрытию этих вопросов, которая выразилась в беллетризированно-традиционной и облегченной трактовке названных проблем. По мнению Афанасьева, «многие писатели, современники Куприна, как, например Д. Н. Мамин-Сибиряк, каждый по-своему изображали «рыцарей наживы», крупных фабрикантов, выколачивающих миллионные барыши и считающих себя при этом создателями культуры и прогресса. Куприна волновали те же проблемы, но он стремится вскрыть и обнажить язвы капитализма, его развращающую силу. Так появляется на страницах повести образ фабриканта Квашнина, олицетворяющий кровожадного бога древности Молоха, символа жестокости и бесчеловечия капитализма - эта мысль проходит сквозь всё произведение «Молох». Но, по мнению всех критиков, даже прогрессивных, «протест Боброва против капитализма не имеет никакого практического значения, потому что он человек слабый, неврастеничный, бесхарактерный, не способный к борьбе и действию», впрочем, как и сам Куприн. Осуждение капитализма порой переходит у него в отрицание техники, культуры, цивилизации, ведет к наивному прославлению «доброго старого времени». На появление «Молоха» откликнулся ряд журналов и газет. При всей разноречивости оценок все писавшие о повести сходились на признании ее большого социального значения. Так, критик киевской газеты «Жизнь и искусство» отмечал, что «Молох» «является сильным протестом…против общего поклонения золотому тельцу, против всего направления современной цивилизации».

Как видим, критики упрекают Куприна в том, что он не смог создать сильного революционного борца. А Кулешов писал, что «в купринском «Молохе» - произведении середины девяностых годов нет, и не могло быть гордого, грозного и революционного пролетария…даже Горький, стоявший гораздо ближе к трудовому народу…не создал в ту пору образа рабочего-революционера…, потому что жизнь, русская действительность еще не давала писателям достаточного материала для создания нового литературного героя». «Молох» - первое в русской литературе произведение о рабочем классе, но, как и у Золя в «Жерминали», пролетариат – безмолвная масса, толпа, которую легко обмануть обещаниями. Выступления толпы стихийны. И протест, бунт начинает интеллигент, инженер, уничтожающий машины, а не человека, систему. И причина протеста в большей степени личная: деньги и власть погубили любовь.

Проблема пассивной, не способной к борьбе интеллигенции хорошо исследована в творчестве Куприна. Волков пишет: «Тема интеллигенции разработана в «Поединке» так ярко, горячо и правдиво потому, что она была личной, выстраданной темой для самого писателя». В годы подъема освободительной борьбы писатель особенно остро интересовался проблемой бытия честного, но разуверившегося во всем интеллигента, утратившего вместе с верой в жизнь силу характера и воли. Для такого интеллигента, трагедия которого была отчасти трагедией самого Куприна, характерны пылкие рассуждения на отвлеченные темы красоты, правды, справедливости, рассуждения, не подкрепленные строгим историческим и социальным анализом и практическим действием. При рассмотрении художественной структуры образов Назанского и Ромашова становится очевидным, какое громадное значение придавал Куприн художественному исследованию души рефлектирующего интеллигента. Назанский наиболее полно выражает положительные идеи Куприна, а посему он и наиболее противоречивый образ во всем творчестве писателя. Если в Ромашове воплощены лишь черты бездейственности, бессилия духа, то в речах Назанского писатель пытался начертать программу идейного оздоровления интеллигенции, систему философских, этических и эстетических взглядов. В образе Назанского отразились и сила Куприна и его слабость — непоследовательность и эклектичность мировоззрения писателя.

Также нашими куприноведами хорошо изучено раннее творчество Александра Ивановича. Все они выделяют одинаковые границы раннего творчества - это примерно семилетие с 1889 по 1896 год, т. е. от первого выступления писателя в печати с рассказом «Последний дебют» до создания им повести «Молох» - первого крупного в идейно-художественном отношении, самобытного произведения. Афанасьев считал, что в ранних рассказах, несмотря на их неравноценность, «проявляется главная, ведущая линия, связанная со стремлением их автора раскрыть духовную красоту человека-труженика, человека из народа, показать неприглядный облик «хозяев жизни». Эти характерные особенности раннего творчества Куприна найдут отчетливое воплощение в его первом крупном произведении повести «Молох». Крутикова говорила о не совсем правомерном отнесении ранних произведений Куприна некоторыми критиками к декадентским, так как сам автор выступал против этого. Также, по мнению Крутиковой, в «ранних рассказах Куприна о любви еще много литературного штампа, экстравагантности и сентиментальности». Лучшими произведениями молодого Куприна считаются его "военные" рассказы - "Дознание", "Прапорщик армейский". Кулешов считает, что именно в раннем творчестве «намечается круг излюбленных писателем тем и начинаются поиски положительного героя». За семь - восемь лет своей писательской молодости Куприн напечатал примерно сорок рассказов, две повести, четырнадцать бытовых очерков, полдесятка «производственных» очерков, ряд стихотворений, бессчетное количество репортерских заметок, газетных статей, фельетонов, корреспонденций и хроник.

Хорошо изучен в работах исследователей и такой жанр, как очерк. Из всех газетных жанров, в которых пробовал свои силы ранний Куприн, по словам Кулешова, самым излюбленным был этот жанр. Очерк был выражением здоровой и естественной любознательности молодого писателя, жадно всматривавшегося в окружающее, в жизнь и быт людей всех сословий и профессий. В очерках на производственные темы Куприн пользуется аналитическим приемом изображения производства, идя от общего к детализации, к частностям.

Афанасьев, Волков и другие считали, что «характерные особенности Куприна-очеркиста - тонкая наблюдательность, повышенный интерес и внимание к маленьким, незаметным, а иногда и деклассированным, брошенным на дно жизни людям». Некоторые очерки интересны тем, что являются как бы эскизами, набросками к более поздним произведениям писателя. Наиболее значительными, по мнению Волкова, являются очерки: «Босяк», «Вор», «Доктор», «Ханжушка». Как-то Арамилев в своей статье упрекнул Куприна в том, что его очерки похожи на фотографии. Но, критикуя статью В. Арамилева, Горький писал И. Жиге: «Ни Короленко, ни Гамсун, а тем более Куприн не являются фотографами, они слишком много привносят от себя». Это замечание Горького точно определяет общее свойство цикла «Листригоны» и отдает должное Куприну — крупному мастеру очеркового жанра.

Первым среди русских писателей Куприн раскрывает в повести «Яма» тему проституции, тему продажной любви. Эта тема ещё недостаточно исследована, так как и при жизни автора и при советской власти это произведение считалось аморальным, непристойным. Хотя для царской России, да и для нашего времени эта проблема стояла и стоит довольно остро. Бурное развитие капитализма, массовое обнищание деревни, а также моральное разложение верхов буржуазного общества, напуганных революцией и ищущих забвения в «острых ощущениях», привело к значительному росту проституции, особенно в больших городах России. Но к этой теме Куприн подошел как художник-гуманист, глубоко сочувствующий «униженным и оскорбленным», стремившийся в ожесточенной душе найти светлое, человеческое начало…
 Но главное, что «раскритиковали» критики – это то, что оказывается «не социальные причины, а извечные биологические инстинкты, заложенные в человеческой натуре, вот что, по мнению Платонова, порождает и поддерживает проституцию». Затруднения Куприна в работе над «Ямой» не были случайны. Прежде всего, они объяснялись отсутствием у писателя четкой позиции. То он приближался к пониманию зависимости проституции от частной собственности и эксплуатации человека человеком, то отклонялся от этого в сторону рассуждений об извечных свойствах порочной человеческой натуры. Советской критикой о «Яме» почти ничего не написано, и вряд ли следует целиком соглашаться с мнением, высказанным о повести П. Н. Берковым: «Непониманием законов общественного развития, признанием низменности человеческой природы объясняется неудача самого крупного по объему и наименее сохранившего для советского читателя значение произведения Куприна — повести «Яма». Но этим и другим положительным оценкам противостоят иные мнения. Л. Толстой прочитал только первые страницы повести и …оценил ее следующим образом: «Я знаю, что он как будто обличает. Но сам-то он, описывая это, наслаждается. И этого от человека с художественным чутьем скрыть нельзя». В. В. Воровский писал о первой части «Ямы», что она носит «чуждый Куприну характер идеализации, и самый стиль последней его повести пропитан чуждой ему слащавостью». В эстетических декларациях, сделанных в «Яме», Куприн во многом смыкается с эстетикой натурализма.

Натуралистические тенденции в произведениях Куприна отдельно не изучались куприноведами, но каждый о них говорит в своих монографиях и статьях. Во второй и третьей частях повести «Яма» значительно усиливаются элементы натурализма, сказавшиеся, прежде всего, в чрезмерном подчеркивании тех сторон жизни публичного дома, которые сообщают повествованию излишнюю грубость и физиологичность. Это-то, по мнению Афанасьева, Волкова, Крутиковой и других передовых критиков и литературоведов, и послужило поводом для обвинения Куприна в склонности к порнографии. Названные литературоведы считают Куприна последовательным реалистом и пристрастие писателя к «живым документам», по их мнению, не превращало его в натуралиста… «Я лично люблю правду голую, бьющую по головам…, - говорил он в беседе с одним из журналистов в 1905 году. - Потому нахожу, что писатель должен изучить жизнь, не отворачиваясь ни от чего... Скверно ли пахнет, грязно ли …».

И ещё одна недостаточно изученная тема – народные массы в творчестве Куприна. Специального исследования по этой теме нет, хотя каждый критик отводит ей место в своей статье или монографии. Куприн, как и Тургенев, по–другому взглянул на народ. В изображении простых людей Куприн отличался от склонных к народопоклонству литераторов (хотя и получил одобрение маститого критика-народника Н. Михайловского). Его демократизм не сводился только к слезливой демонстрации их «униженности и оскорбленности». Простой человек у Куприна оказывался не только слабым, но и способным постоять за себя. Народная жизнь представала в его произведениях в своем вольном, стихийном, естественном течении, со своим кругом обычных забот — не только горестями, но также радостями и утешениями, например, «Листригоны». Как и Горький, описывающий жизнь босяков, Куприн тоже присматривается к жизни «отверженных». Только, по мнению Волкова, «для горьковских босяков характерны поиски правды, поиски смысла жизни. У Куприна в зарисовках «отверженных» нет этого горьковского углубления в характер. Его, прежде всего, привлекает живописность, красочность, необычность этих людей. Он любовно коллекционирует типы «отверженных». Описывая воров, он добросовестно перечисляет все отрасли этой древней «профессии». Он рассказывает нам о разновидностях нищих («Стрелки»), маклеров («Заяц»), богомолок («Ханжушка»), рассказывает спокойно, без негодования. И, тем не менее, все «коллекционируемое» превращается в обвинительный материал против буржуазного общества». Но многие критики говорили, что известная ограниченность мировоззрения писателя приводила порой к идеализации деклассированных элементов.

Ещё одна тема – Куприн-психолог. По мнению Волкова, «Куприн обнаруживает большую способность к художественному перевоплощению, «вхождению» в образ, что позволяло ему создавать живые характеры и с глубокой правдивостью передавать сложный ход мыслей и переживаний своих героев. Сила Куприна-художника обнаружилась в раскрытии психологии людей, поставленных в различные жизненные обстоятельства, особенно такие, в которых проявляется благородство, сила духа. Однако порой он склонен углубляться в дебри патологической психики, изучать сложные изгибы больной души. Хорошо, когда художник, проникая в сущность патологической психики, выясняет ее социальный генезис. Ошибка начинается тогда, когда свойства больной психики выдаются за извечное начало души человека, не поддающейся контролю со стороны разума. Подобные психологические эксперименты мы видим в рассказах «Ясь», «Безумие». К сожалению, и в этих рассказах дают о себе знать мистические мотивы, свидетельствующие о влиянии декаданса».

Литература:

  1. П. Н. Берков. Александр Иванович Куприн. М.—Л., Издательство Академии наук СССР, 1956.
  2. В. В. Воровский. Литературно-критические статьи. М., Гослитиздат, 1956.
  3. В. Афанасьев. Александр Иванович Куприн, М., Гослитиздат, 1960.
  4. Измайлов А. Песни земной радости//Измайлов А. Лит. Олимп. М., 1911.
  5. Кранихфельд В. Поэт радостной случайности (А. И. Куприн)// Кранихфельд В. В мире идей и образов. СПб., 1912. Т. 2
  6. Волков А. А. Творчество Куприна. 2-е изд. М., 1981.
  7. Кулешов Ф. Творческий путь Куприна. Мск, 1987.